facebook ВКонтакте twitter
Мы в социальных сетях
    Издательство    КИСЛОРОД для бизнеса    Интернет-магазин
/
» » » На красный свет

На красный свет

На красный свет

 

Максим Кантор, известный писатель и живописец, первый роман которого, "Учебник рисования", вызвал фурор несколько лет назад, написал новый роман — хлесткий, как фельетон, многоплановый, как "Война и мир" — историю последних ста лет России и мира. Эта книга, одновременно пылкая и обдуманная, не оставит читателя равнодушным — одни проклянут автора, другие его благословят. Кантор камня на камне не оставляет от той истории России, которую преподают либеральные газеты у нас в стране и за рубежом и во многом возвращает нас к той версии, которой нас учили много лет назад — но по-новому.
Современный пласт романа "Красный свет" — Москва, где бурлит Болотная площадь, и Лондон, где беглые олигархи под эгидой английской разведки готовят новый путч в России. Они выполняют план нацистов, говорит Кантор, ополчив Украину против России, стремясь развалить страну. Тут роман становится политическим памфлетом, ярким, сильным, злобным, напоминающим жгучую иронию Салтыкова-Щедрина. Кантор снимает лайковые перчатки и лупит своих идеологических противников, болотных вожаков "креативного класса". Он называет их холуями бандитов, связанными с западными разведками, идеологическими власовцами и полицаями, утверждает, что они готовили путч, сравнивает с троцкистами, поддерживавшими Гитлера во имя своей власти. Креативный класс, по Кантору, — это "возникшее на пустом месте общество в обществе, элита, привилегированные, верные идеям неравенства”. Так резко о "болотных" не писал никто.

Вот его по-фельетонному острое опи­сание митинга на Болотной площади:
"Шли свободолюбивые менеджеры среднего звена, шли взволнованные системные администраторы, шли маркетологи с горящими глазами, шли обуянные чувством собственного достоинства дистрибьюторы холодильников. Шли колумнисты интернет-изданий, гордые гражданской позицией; шли галеристы и кураторы, собирающие коллекции богатым ворам; шли юристы, обслуживающие ворье и считающие, что свою зарплату они получили заслуженно, а чиновный коррупционер ее не заслужил. Шли негодующие рестораторы и сомелье, которые более не могли молчать. Шли прогрессивные эстрадные актеры и шоумены демократической ориентации. Эти граждане уже не позволят тоталитаризму взять верх в нашем обществе — зорко смотрят они за капиталистической законностью! Сегодня они вышли рука об руку — их сплотила сегодня не жажда равенства, но осознанное требование неравенства — они хотели иной жизни, отличной от быдла."

А вот как "болотные" видят простой народ:
"Есть такое грубое слово "быдло" — на него обижаются те, кто может подпасть под это определение. Но как иначе назвать неповоротливое, мычащее стадо: женщины, не следящие за собой, расплывшиеся, как пельмени в кипятке; мужчины с красными от упрямства и алкоголя лицами; неурожайные дети; злые и никчемные подростки — они все чего-то хотят, и выражается это неопределенное хотенье в истошном крике "Россия!" Как их определить, этих агрессивных и неумных крикунов? Фрондеры уже давно перестали стеснять себя в выражениях; людей толпы называли "анчоусами", "совками", "месивом" — и вот это замерзшее месиво шевелилось и кричало. Отчего бы не обзавестись резервациями, как сделали для краснокожих в Америке, — вот пусть бы там и жили, кричали, пили свою мерзкую водку… Выгородить какую-нибудь часть страны… отдать под примитивное землепашество…"

А в это время в Лондоне происходит собрание в поддержку революции в России, выступает ведущий российский демократ:
"Зал аплодировал ему стоя, декольтированные дамы зажимали розовые пасти своим мопсам, чтобы собачки не лаяли во время выступления, брокеры сбрасывали сигналы мобильных телефонов. А Борис говорил о правде, о справедливости, о коррупции в Москве, о ежедневном вранье госчиновников.
В зале беглое финансовое жулье смеялось над жульем государственным. Повод для смеха имелся: за последние двадцать лет из развалин России вывезли капиталы, превосходящие по размерам дань, выплаченную в Орду, и богатства, перемещенные в фашистскую Германию. Сотни миллиардов уходили из глупой России каждый год — и собирали дань не баскаки, не гауляйторы, не красные комиссары — но просвещенные богачи."

Параллельно мы переносимся в годы Великой Отечественной войны, вместе с героями участвуем в отчаянном броске красной кавалерии, в тяжелых позиционных боях за Ржев, невидимо присутствуем на совещаниях Сталина и его генералов.
Сталин Кантора совершенно не похож на карикатуры Солженицына и Искандера. Сталин приводит врага в ужас. Вот как нацисты представляют себе поворот событий, когда сорвался их блицкриг:
"Джугашвили был азиатским человеком, и Россия оскалилась на Запад его азиатской рожей. И когда европейская часть уже была почти пройдена германскими рейтарами, откуда-то взялись новые орды плосколицых людей. И тогда стало понятно, что воюют немцы уже не с квази-Европой, а воюют они с Азией.
Cтрашный азиатский напор пошел от степей, и двинулись вперед отступавшие русские армии, хлынула обратно в Европу огромная человеческая масса, которую придавили почти к самой границе Азии. Словно Европа налегла плечом, нажала на Азию и потеснила ее, но Азия, приняв первый удар, распрямилась — и Европа откатилась назад.
Россия расступилась ровно настолько, чтобы армия вторжения вошла глубоко в степи и топи — и когда нашествие затопило всю европейскую часть России — и впору было спросить: а что там еще осталось? — в этот момент страна повернулась к Европе азиатской рябой рожей тирана Сталина — и смотреть на азиатский оскал стало невыносимо страшно.
Когда треснула линия европейского наступления и попятилась 2-я армия Гудериана, когда прогнулась группа "Центр", когда Теодор фон Бок побежал, а сменивший его Клюге увяз у Ржева и романтический фон Клейст дрогнул — тогда Сталин поглядел на карту и улыбнулся, оскалил свои желтые клыки."
Кантор не сталинист, но он противник антисталинистов. Его антисталинисты — это мерзкая Фрумкина, "борющаяся со Сталиным каждой своей строчкой", это подхалимы и ворье, отвечающие на справедливый упрек:
— Вы страну разворовали!
— А Сталин был тиран!

Не надо быть фашистом, чтобы не любить Антифа, отмороженную сионистскую банду "антифашистов". Не надо быть коммунистом, чтобы не терпеть антикоммунистов вроде Чубайса. И не обязательно быть сталинистом, чтобы тебя тошнило от антисталинистов.
Кантор гневно отвергает попытки приравнять, или даже сравнить Сталина и Гитлера, коммунизм и национал-социализм. Это два противоположных полюса, говорит он. Его возмущает само слово "тоталитаризм" — его придумали, чтобы обелить нацизм, считает он. Поэтому Кантор крайне злобно (и несправедливо) обрушивается на Ханну Арендт, еврейского немецкого историка и философа, разрабатывавшую это понятие. Для него главная дихотомия времени это "равенство/неравенство". Коммунисты стояли за равенство, а нацисты — так же, как и лидеры Англии — поддерживали неравенство. Поэтому неизбежен выбор между войной и революцией. Война есть средство укрепить неравенство, а революция — путь к равенству.
Роман Кантора можно было бы назвать "Учебник Истории", как его предыдущий роман был "Учебником рисования". В нем множество малоизвестных широкому читателю или забытых фактов. Все мы слышали про Катынь и про обиду Польши. Но из книги Кантора мы узнаем, что задолго до Катыни, еще в 1920-м году, поляки морили пленных русских солдат голодом и рубили шашками, так что считанные единицы уцелели.

"Комиссаров расстреляли сразу, потом пустили в рубку евреев, рослый легионер стоял подле ямы и рубил евреев сплеча, кому разрубал голову, кого разваливал до пояса, кому отсекал руку: и мертвые, и раненые падали в одну яму. Пленных красноармейцев привезли в лагерь Тухоль, где их держали в жестяных ангарах, покрывавшихся льдом в холода. Люди стояли по щиколотку в тухлой воде, потому что крыши были дырявыми, в холодные дни вода смерзалась в желтую корку, а в теплую погоду — таяла, тогда в бараке стояла вонь. Еды не давали никакой, пленные ели сено и траву, в день умирали сначала по пять человек, потом больше. В живых от революционной конницы 4-й армии осталось чуть больше половины, вышло, что тридцать тысяч красноармейцев сгинули в польских лагерях за два года. А некоторые говорили: семьдесят тысяч. Русских пленных даже не убивали, просто заморили".

Оказывается, что финны не только страдали от Сталина, но и бомбили русские города и вырезали мирное население по пути на Ленинград. Прежде чем извиняться и возлагать цветы на могилу Маннергейма, можно прочесть у Кантора:
"Немцы, конечно, помогали финнам — но на Свирском фронте и без немцев хватало энтузиастов. Там, на Свирском фронте шли бои за мурманскую железную дорогу. Первая горнострелковая финская бригада взяла Петрозаводск, проявила исключительную жестокость: раненых добивали штыками. И аэродромы в северной красавице Суоми построили — чтобы удобнее было утюжить Советский Союз. Оттуда вылетают эскадрильи, оттуда бомбят Мурманск с Архангельском."

Кантор критически описывает Тухачевского, прославившегося жестоким подавлением восстания тамбовских крестьян. Он документально доказывает его пронемецкие симпатии, приводит доводы, подтверждающие существование сговора между оппозицией: как троцкистской, так и правой, — с гитлеровской Германией. Хотя от чисток пострадало множество честных людей, вполне веские причины для сталинских чисток и приговоров были. По мнению Кантора, Троцкий и впрямь рассчитывал на победу фашистской Германии и видел себя владыкой покоренной России. А "красный террор" первого десятилетия советской власти был в основном делом рук никому не подчинявшихся личных отрядов Троцкого, Зиновьева и других неистовых революционеров, пишет Кантор.
Кантор восстанавливает нормальный порядок вещей, нарушенный апологетами гитлеризма от Солженицына до Латыниной: у него генерал Власов — не только изменник родины, но и жестокий к своим солдатам, пьяный, как Ельцин, трусливый лжец и фат, насиловавший пленных русских женщин перед тем, как послать их на смерть. Немецкие солдаты — не рыцари без страха и упрека, как их нам подавали в последние годы, а жестокие палачи и убийцы мирного населения, какими они и были на самом деле.

Есть в книге и замечательные батальные страницы о подвиге русских воинов. Вот один из главных героев романа, капитан Сергей Дешков, сын расстрелянного в чистках красного командарма, берет на себя командование кавалерийским полком, арестовав струсившего полковника:

"— Трусим, командир? — спросил Дешков, глядя на командира полка снизу вверх.
Полковник узнал капитана и сказал:
— Не по уставу говоришь, капитан. Под трибунал пойдешь.
— Плевал я на трибунал, — сказал Дешков, — ты под трибунал сам пойдешь.
— Слушай мою команду, — сказал Дешков, обращаясь к офицерам, — согласно приказу номер двести семьдесят, я, капитан Дешков, принимаю команду боем. К атаке построиться. Полковника Клименюка — под стражу.
Сказал тихо, но услышали все.
Приказ 270 предписывал рядовым проявлять инициативу и забирать власть у тех командиров, которые уклонялись от атак.
— Слушай мою команду, — тихо сказал Дешков, и все конники его услышали. По морозному полю голос разносился хорошо. — Стрелять в упор, пленных не брать. В атаку — аллюр три креста — марш.
И черная масса кавалерии хлынула через черное поле."

Не без изъянов. Особый пласт романа — повествование от имени английского секретаря Адольфа Гитлера. Он рассказывает о фюрере и Германии с 1923 года и до конца. Именно этот пласт книги больше всего насыщен рассуждениями об искусстве и философии, и тут Кантор запутывается. Кантору кажется, что Гитлер должен был любить авангард, абстракционистов, Кандинского, а если не любил — это историческая ошибка. Поэтому он, как мантру, повторяет, что авангард был искусством для фашизма. Но, сколько это ни повторяй, исторического факта не изменить — не любили авангард немецкие фашисты, не любили сознательно и бесповоротно. С этим Кантор не может смириться, потому что он тоже не любит авангард.
Не может он смириться и с величием Мартина Хайдеггера. Да, симпатизировал нацистам на каком-то этапе, и все же — величайший философ века. Переспорить его Кантор не может, поэтому пытается осмеять, ставя в — выдуманные им самим — смешные житейские ситуации.
Эти передержки связаны с тем, что Кантор, к сожалению, принимает тезис об исключительной трагичности еврейской судьбы, основанный на чувстве еврейской национальной исключительности. Отсюда и его утверждение, что евреи инстинктивно стремятся к коммунистическому равенству. Нам, знающим евреев не понаслышке, странно читать о еврейской исконной тяге к равенству и верности идеям коммунизма. Вроде бы трудно в этом упрекнуть нынешних евреев. Опыт показывает: евреи стремятся к равенству и коммунизму, пока живут хуже других, а когда живут лучше других, поддерживают неравенство. Некоторые места романа "Красный свет", посвященные еврейской теме, могли быть написаны Диной Рубиной. К счастью, их немного.
Этот роман можно подарить ветерану войны — как жаль, что многие из них ушли из жизни, так и не прочитав блестящей и полной реабилитации их ратного подвига книги. Кантор разделывается с теми московскими интеллигентами, которые нападали на ветеранов, приговаривая: а победил бы Гитлер, мы бы сейчас жили, как в Германии! Ложь, — говорит Кантор. — Вы бы не уцелели.
Это красный роман — перед человечеством выбор, коммунизм или фашизм, революция или война, равенство или неравенство, и выбор автора не оставляет сомнений. Как и многие наши современники: от Геннадия Зюганова до Александра Панарина и от Александра Проханова до Михаила Хазина, Кантор — за христианский коммунизм.
Это нужная книга. Можно поспорить со многими установками и выводами автора, но давно ни один писатель так яростно не вцеплялся в глотку толстосумов-капиталистов-банкиров и их интеллектуальных пособников. Он им устраивает погром, что твой Тарас Бульба. После стольких лет нападок на коммунизм, на советскую власть и на русский народ, наконец-то нападающим дана достойная отповедь.

Презентация романа состоится 22 мая в 19.00 по адресу: 

ул. Б.Новодмитровская, д. 36

----------

Источник: http://zavtra.ru





Наверх
Поделиться публикацией:
864
Опубликовано 21 май 2013

ВХОД НА САЙТ